Марцин не замечал, что стоит на коленях и с надеждой заглядывает всем в глаза.
– Мамка, я хоцу иглать! Там, в окоске, злой дядька. Хоцу дать ему по баске!
– Ну что, натешились? Дайте малой поиграть!
– А почему бы, собственно говоря, и нет?
– Я знаю, я знаю, как иглать! Надо в ладоски хлопнуть! Мамка, хоцу!
– Мы ничего не теряем. Даже если у нее не выйдет…
– Хорошо. Иди сюда, девочка. Стань тут, рядом с доской. Ты знаешь, как дать злому дядьке… э-э-э… по башке?
– Ага! Вот так!
Звонкий хлопок маленьких ладошек. На доске остаются всего две фигуры. Две сиротливые пешки. Красная и черная. Марцин впивается взглядом в часы, песчинки в который раз начинают бежать вверх – и вдруг бледное лицо юноши заливается краской изумления. Песок в нижней части колбы не кончается! Верхняя часть уже переполнена, а маленький смерчик продолжает гнать в горловину бессчетные крупицы: часы, дни, года…
– Быть не может…
Договорить Марцин не успевает. Девочка поспешно хватает черную пешку и прижимает ее к груди.
Окно распахивается настежь…
– Ой, лыцал! Лыцал!
Эльза Фенривер, девочка пяти лет, всплеснула руками. Она была прелестна в новом платье с оборками, с цветами в золотых кудрях. Стоящий перед малышкой пони испугался резкого движения. Всхрапнул, попятился.
Заплясал на месте.
– Стой! Понецка, стой!
Сидя в седле, трехлетний Зигфрид улыбался бессмысленной улыбкой идола, не понимая, что происходит. Сегодня его нарядили в детский доспех с вызолоченным зерцалом. Дали надеть шлем с плюмажем. Привесили к поясу самый настоящий меч. Длинный-длинный, до неба. Ну, пусть не до неба, но все равно длинный. Как у папы. Зигфрид был счастлив. И папа – самый сильный! самый умный! – отошел к кустам роз: любоваться наследником, не мешая сыну наслаждаться триумфом.
Зигфрид был счастлив, даже вылетая из седла.
– Понецка!
Шарахнувшись от Эльзы, пони встал на дыбы. Копыто ударило рядом с головой мальчика. Игрушечный шлем откатился в сторону, висок лежащего ничком Зигфрида впитывал случайную тень – солнце скрылось за пушистым, похожим на собаку облаком.
Белокурые волосы наследника были в песке.
– Стой!
Крик – мужской, властный. Сильная рука поймала уздечку, рывком отбросила пони прочь, на боковую аллею сада. Дитрих, маркграф Майнцский, склонился над сыном:
– Ты ударился? Ты цел?!
Зигфрид перевернулся на спину.
Засмеялся.
Потом подумал, глядя на просиявшее лицо отца, и заплакал.
– …Мы видели, Каролинка. Ты старалась. Ты очень старалась, ты не виновата, что у тебя не вышло. Ты хорошо играла.
– Я холосо! Холосо иглала! Там злого дядьки не было. Ой, лыцал!.. добленький!.. и лосадка…
– Вот оно как… – поджал сухие губы Джакомо. – Просто играла. Ну, что от ребенка требовать…
– Хоцу лосадку! Хоцу к лыцалу!..
– Двадцать лет! – как в бреду шептал Марцин, с ужасом глядя на готовую разреветься девочку. – Будь она хоть чуть постарше… Господи, почти двадцать лет!
– Чего бухтишь, мажонок?
– Двадцать лет! Она перенеслась на два десятка лет назад! Сама! Она сделала это сама! – Глаза юноши лихорадочно блестели. – У нее дар! Боже милосердный, такая сила…
– Ну и толку с той силы? Зигфриду все как с гуся вода…
– Может, у князя Рацимира получится? Или еще у кого? Надо пытаться! Надо что-то делать! – Однако в словах Марцина не было прежней уверенности. – Сквожина, попробуйте вы?!
На доске оставалась одна-единственная красная пешка.
Женщина презрительно скосилась на игру.
– Я? Да нешто я пальцем делана?!
– Тс-с-с! – отчаянно зашипел вдруг Ендрих, и все разом примолкли.
Наверху послышались отчетливые, уверенные шаги. Заскрипели доски.
Джакомо, не дожидаясь указаний атамана, извлек из отверстия тряпичную затычку.
– …пьянствуем, значит?..
Голос пришельца – тихий, вкрадчивый, многообещающий – не сулил отдыхавшим в корчме майнцам ничего хорошего.
– Никак нет, господин барон! Разрешите доложить: мы всю ночь преследовали вражеский отряд. Теперь ждем подхода основных сил его светлости. Мои люди нуждались в отдыхе…
– Через пять минут здесь будет лично его светлость Зигфрид фон Майнц. Извольте заново обыскать корчму. Сверху донизу! Шкуру спущу! Если опять обнаружится очередной народный мститель…
– Слушаюсь, господин барон!
Суматошный топот ног.
– Посиди с дядями, Каролинка. Мамка за тобой вернется.
Встав, служанка решительно шагнула к двери.
– С ума сошла, баба?! Выдать нас хочешь?!
Но остановить Сквожину никто не успел. Женщина всем телом налегла на дверь, снаружи что-то упало. Створка поддалась…
– Держите ее!
Поздно. Сквожина уже оказалась снаружи, захлопнув тайную дверь, и теперь по новой заваливала ее хламом. Джакомо прильнул ухом к хлипкой перегородке. Все молчали. Люкерда беззвучно молилась, по-детски шевеля губами.
…Голоса.
Люди затаили дыхание. Ендрих, оскалясь волком, поудобнее перехватил нож для броска.
– Тут кто-то есть! Корчмарь, дай факел!
– Осторожней, добрые господа, пожару не наделайте! Сгорим ведь!..
– Баба! Клянусь муками святого Себастьяна, баба! А ну, иди сюда!..
– Да это прислуга моя, господин рыцарь! Дура, как есть дура… С перепугу в погреб спряталась. Выходь, выходь, зараза, добрые господа тебя не обидят. И пива нацеди, темного «чабрика», из крайней бочки! Ишь, вздумала от работы отлынивать!..
– Посвети-ка, Ронмарк. Больше никого нет?
– Пусто…
– Да кому здесь быть?! Разве что крысы…
– Ладно. Эй, баба, лезь наверх. И ты, корчмарь, тоже…