Песни Петера Сьлядека - Страница 124

124

Ворочались тени в нефах. Отблески свечей толкались в зеркальце на алтаре. Бубнила невнятицу дама в черном. «Cantus firmus», «ведущий голос», идя в противоестественном направлении, звучал чуждо, туманя сознание. Вместо парения тема обретала вязкость, тянула к земле, ниже, ниже, в сырую, пронизанную корнями глубину, обрастая искаженными вскриками других голосов. Горбился молодой барон, опустив ладонь на рукоять меча. Сквозняк прошелся между собравшимися в часовне. Стылый кладбищенский вздох. «Капризная госпожа» отдавалась музыке, словно девственница – сатане. Бормотание Черной Женщины взметнулось выше, затрепетало под сводами часовни. Алтарь дохнул в ответ струйками пара, сперва сизого, но быстро налившегося тьмой. От облака исходил явственный жар; там, внутри, билось, ища выхода, незримое пламя. Странным образом этот адский огонь заморозил тело лютниста: Петер лишь чудом продолжал играть. Кисти рук превратились в ледышки. Дернись невпопад – отломятся, упадут на плиты, брызнут сотней острых осколков…

Лютня надрывалась из последних сил. Призыв дамы в черном, казалось, сделался оборотнем, превратился в волчий вой – так стая идет по следу подранка. Темное облако застывало фигурой еще расплывчатой, неясной; окаменел Ганс Эрзнер, закрыв собой безучастного ребенка. Только барон Фридрих со скучающим видом взирал на действо, ковыряя пальцем в ухе: вокальные упражнения колдуньи не прошли для него даром. Наконец барон зевнул. Он жаждал чудес и откровений, леденящих душу зрелищ и инфернальных картин, а больше – удачи, славы и могущества для себя лично. Пока что наблюдался откровенный балаган. Таких облаков мрака вам любой шарлатан за марку серебром целое небо нагонит…

С финальным аккордом мрак распался лоскутьями, впитавшись в пол.

У алтаря стоял демон. На львиных лапах. Огромный, косматый, с багрово-лоснящейся кожей, под которой бугрились чудовищные мышцы. Клыкастая пасть дышала смрадом, дюжина рогов украшала и без того массивную голову, а на дне четырех глаз-воронок горели смоляные огни.

– Ты, что ли? – без приязни рыкнул гость из ада, глядя на Черную Женщину. – Еще не окочурилась, сучара?

– Поговори мне! – В тоне ведьмы сверкнули нотки базарной склочницы. – Я тебя, тварь, переживу!

Демон мрачно буркнул:

– Хвалилася кума…

Фридрих фон Хорнберг почесал в затылке, сняв берет. И решил, что пора наконец выйти на сцену главному действующему лицу. Ему, то есть. Молодой барон подбоченился, выступая вперед:

– Явись и служи, мятежный дух!

Мятежный дух покосился на крикуна левой парой глаз.

– Уже явился, дурында! Зенки протри…

– Явился, так работай! – шикнула на хама ведьма. – Знаешь, зачем звали?

– Чего там знать… Срок-то хоть какой?

– Пять дюжин.

– Обычных?

– Шиш тебе! Чертовых.

– А не облезете?!

– Закрой пасть! Твое дело – исполнять. Скажи спасибо, что не век вытребовали!

– Спасибо им… – Демон почесал когтями под мышкой. – Хрена им… С редькой. Куда подселять будете?

Колдунья кивнула в сторону алтаря. Четырехглаз подслеповато сощурился всеми очами.

– В руку? Не пойдет: она уже траченая. Дохлая. Разве что на крови отпустить? Если надо, могу этому горлопану откусить…

Монстр двинулся к барону, но вмешалась Черная Женщина:

– Какую руку, идиот! Рядом!

– Это ты кобелю будешь командовать: рядом, мол… В зеркало, что ли? Так бы сразу и сказала. Разгавкались тут…

– С тобой, собака, не гавкает, а говорит и повелевает твой господин! – надувшись спесью, возвестил барон Фридрих, чувствуя, что о нем несправедливо подзабыли. Увы, демон пропустил реплику мимо ушей.

– Ладно, куда от вас денешься, – тяжко вздохнул он. В воздухе явственно запахло гарью. – Жертву приготовили?

– А то как же! – осклабилась колдунья.

– Этот шмендрик? – Демон в упор уставился на Сьлядека, будто только сейчас заметил его. – Маловато будет. Ишь, тощий! На такой срок…

– Не этот! Лютнист еще нужен!

– Может, толстяка? – Демон с надеждой покосился на барона, скучавшего в горделивой позе.

– Вон парочка. Жри и полезай в зеркало.

Демон угрюмо перевел взгляд в угол, где ждали старик с внуком. Долго смотрел. Очень долго. Протер лапами второй и третий глаз. Подумал и протер первый.

– Зуб даю! Зуб Ваала! Ганс, ты?!

– Калаор?!

– Дружище! Сколько лет…

– Избавь нас от сантиментов! – Терпение у колдуньи лопнуло. – Жри и отправляйся служить!

– Да ты вообще соображаешь, Чернуха, кого притащила?! Это ж мой дружок Ганс! Мы ж с ним в одном бараке! Молоко из одного кубка! Он меня в Кущах от смерти спас! Да я скорее тебя, блудню, порву…

– Порвешь?! Меня?! – зашипела ведьма в ответ, скалясь не хуже адского исчадия. Неизвестно, кто в этот момент выглядел страшнее. – Договор! Нарушишь Договор, вечняк схлопочешь! Понял, ублюдок? Приступай!

Увлекшись скандалом, оба не заметили, что к ним подошел сухорукий мальчишка. Возможно, это видел барон, но не придал никакого значения. Ведь не бежит щенок? Напротив, сам к алтарю лезет…

Харя четырехглаза треснула жутковатой ухмылкой.

– Договор? А зачем мне его нарушать? Вызов-то – не именной! Кто заказчик, кто жертва? А? Забыла помянуть, дрянь?! Договор я исполню в лучшем виде…

Под вуалью не было видно, но сейчас Черная Женщина Оденвальда побледнела впервые в жизни. Отступив на шаг, вскинула руки:

– Нарьяп с’уруган, Аш’Морид Калаор хьо…

Мальчишка протянул руку. Сухая, больная рука ребенка легко прорвала накидку и платье на спине ведьмы. Вошла глубже. Сжались пальцы: так берут палку. «Хребет! Боже, это ее хребет!» – с запоздалым ужасом понял Сьлядек. Ведьма осеклась, истошно заверещала. С прежним невыразительным лицом внук Ганса Эрзнера потряс кулаком: словно крысу держал.

124